РАСПИСАНИЕ ЭКСКУРСИЙ

Дом-музей А.П. Чехова в Ялте

10:30 12:30 14:30 

15:30 16:30 

 

Отдел «Чехов и Крым» на даче Омюр

11:00 14:00 15:00 16:00

Дача А.П. Чехова и
О.Л. Книппер в Гурзуфе

11:30 14:30

15:30 16:30

 

Музей А.С. Пушкина в Гурзуфе

Закрыт на реставрацию

Отдел «Дом-музей А.П. Чехова в Ялте»

Со среды по воскресенье с 10:00 до 18:00

Касса до 17:30

Выходные: понедельник и вторник

Российская Федерация, Республика Крым, г. Ялта, ул. Кирова, 112

Справки по телефону: +7 (3654) 39–49–47; +7 978 939-01-14

Отдел «Чехов и Крым» на даче Омюр

Со среды по воскресенье с 10:00 до 18:00

Касса до 17:30

Выходные: понедельник и вторник

Российская Федерация, Республика Крым, г. Ялта, ул. Кирова, 32а

Справки по телефону: +7 ​(3654) 23–53–67

Отдел «Дача А.П. Чехова и О.Л. Книппер в Гурзуфе»

Со среды по воскресенье с 10:00 до 18:00

Касса до 17:30

Выходные: понедельник и вторник

Российская Федерация, Республика Крым, г. Ялта, пгт Гурзуф, ул. Чехова,22

Справки по телефону: ​+7 (3654) 26–32–05

Отдел «Музей А.С. Пушкина в Гурзуфе»

Закрыт на реставрацию

Справки по телефону: ​+7 978 982-23-39

Отец семьи Чеховых Павел Егорович


День отца (также День отцов) — ежегодный праздник в честь отцов, отмечаемый во многих странах уже в течение ряда лет, в России с 2021 г. его отмечают в третье воскресенье октября.

Сегодня мы вспомни об отце семьи Чеховых – Павле Егоровиче.

   

«Моя фамилия …ведет свое начало из воронежских недр, из Острожского уезда. Мои дед и отец были крепостными…», - писал Антон Павлович о своих корнях.

    

Сохранилась составленная отцом краткая летопись, озаглавленная: «Жизнь Павла Чехова», в которой записано то, что Павел Егорович счел для себя самым важным:

«1825. Родился вс. Ольховатке Воронежской губ. Острогож. уезда от Георгия и Ефросинии Чеховых. <…>

1831. Помню сильную холеру, давали деготь пить.

1832. Учился грамоте в с[ельской] школе <…>.

1833. Помню неурожай хлеба, голод, ели лободу и дубовую кору.

1834. Учился пению у дьячка Остапа.

1835. Ходил в церковь и пел на клиросе. <…>

1837. Приехал регент дьякон, жил у нас и учил меня на скрипке. <…>

1841. Отец откупил все семейство на волю за 3500 руб. а[ссигнациями] по 700 р. за душу. <…>

1844. Из Ольховатки переехал в Таганрог 20 июля к купцу Кобылину. <…>

1854. Вступил в брак с девицею Е. Я. Морозовой 29 октября.

1855. Родился у нас сын Александр 10 августа. <…>

1858. Родился у нас сын Николай 9 мая. <…>

1860. <…> Родился у нас сын Антоний 17 генваря.

1861. <…> Родился у нас сын Иоанн 18 апреля. <…>

1863. Родилась у нас дочь Мария 31 июля. <…>

1865. Родился у нас сын Михаил 6 октября. <…>

1869. Родилась дочь Евгения 12 октября, а скончалась в сентябре 1871 г.».

И, наконец: «1871. Государь Император в 17-м декабря соизволил пожаловать серебряную медаль для ношения на Станиславской ленте на шее за усердную службу».

 Павел Егорович был талантливым человеком.

 В ялтинском Доме – музее в рабочем кабинете  сына Антона висит картина «Иоанн Богослов», которую отец написал за два года до женитьбы. 

Увлекался Павел Егорович и музыкой: был обучен игре на скрипке, умел читать ноты, а в 1864 г. стал регентом кафедрального собора. Управляя соборным хором, потом организовал хор из любителей, бесплатно певший в таганрогских храмах. Истовый регент не жалел ни сил, ни времени, ни своих трех старших сыновей — Александра, Николая, Антона – они также пели: Александр пел сначала дискантом, потом басом; Николай, хороший скрипач, помогал отцу и особенно много пел, Антон пел альтом.

 «Прокурор» отца, его старший сын, Александр,  рассказывал: «Павел Егорович во всем, что касалось церковных служб, был аккуратен, строг и требователен. Если приходилось в большой праздник петь утреню, он будил детей в два и в три часа ночи и, невзирая ни на какую погоду, вел их в церковь. <…>».

«От церковного пения детские груди только укрепляются. Я сам с молодых лет пою и, слава Богу, здоров. Для Бога потрудиться никогда не вредно», - был убежден отец.

Сам он искренне и глубоко верил в то, о чем говорил, и был убежден, что каждая пропетая его детьми обедня или всенощная приближает их души к Богу и <…> все спевки и недосыпания «зачтутся им на том свете». Он называл это: «давать детям направление».

Даже «адвокат» отца, его младший сын Михаил, признавал, что «отец был большим формалистом во всем, что касалось церковных служб, а потому мы, мальчики, не должны были пропускать ни одной всенощной в субботу и ни одной обедни в воскресенье». Это не опровергала и дочь, тоже защитница Павла Егоровича: «Наш отец был ревностным исполнителем всех церковных служб, полагавшихся в праздничные дни, и заставлял всю семью присутствовать на них. Для нас, детей, это бывало порой нелегко: нужно было рано вставать и долго стоять в церкви». По возвращении из храма глава семейства разрешал всем выпить чаю, а потом собирал на домашнюю молитву. Он читал акафист, а дети, как вспоминал Александр, «должны были петь после каждого икоса: „Иисусе сладчайший, спаси нас“, и после каждого кондака: „Аллилуйя“».

Отец искренне верил, что вразумлял детей, просветлял их души, доставлял им истинную радость.

Антон Павлович, возвращаясь памятью к этому времени, к хору, спевкам, чтению на клиросе, говорил, что чувствовал себя тогда «маленьким каторжником»: «Вообще в так называемом религиозном воспитании не обходится дело без ширмочки, которая не доступна оку постороннего. За ширмочкой истязуют, а по сю сторону ее улыбаются и умиляются». А души детей остаются для наставника «потемками», он видит только «казовую сторону».

В ялтинский дом в память об отце были привезены его любимые книги – Четьи - Минеи, которые выставлены на верхней полке книжного шкафа в коридоре второго этажа.

 За доморощенную систему воспитания сыновья прозвали отца — «новейший самоучитель».

Сам же Павел Егорович называл свод своих истин «порядком». Главные из них: «Соглашаться всегда должно с опытными старыми людьми». В молодом человеке важны «дух кротости и терпения <…> находчивость услуживать каждому»; а еще умение «добывать деньги да с умом их расход вести… Надо уметь, как жить, это самое главное умение на свете». Чем хуже у него получалось на практике, тем охотнее он учил жить, рассуждая за домашними трапезами, как беречь копейку, как следует чтить родителей, учителей, как надо хорошо учиться, ибо… Далее следовали обыкновенно слова о возмездии, о карах небесных и земных, о суде Божием и людском мнении…

Отец стремился вырастить в каждом из детей, как он выражался в своих речениях, хорошего Гражданина и доброго Христианина. Однако первостепенное значение таганрогский ревнитель благочестия придавал не гимназическим заданиям и успешной учебе сыновей, а их участию в спевках своего хора, в церковных службах и лавочной торговле. Всё остальное, в том числе и приготовление уроков, отступало перед этими «главными» делами.

Отец был неласков. Многие годы спустя Антон Павлович с горечью вспоминал: «Меня маленького так мало ласкали, что я теперь, будучи взрослым, принимаю ласки как нечто непривычное, еще мало пережитое».

Павел Егорович, заботясь о своем спасении в загробной жизни, переусердствовал в земной. Всё на свете, в том числе поступки своих детей и само их существование, он воспринимал с одной точки зрения: поддерживается или нарушается заведенный им порядок, насколько случающееся «приятно» или «неприятно» ему лично. Всё измерял только своими огорчениями и переживаниями. Повторял детям: «Меня отцы не учили, не отдавали в Гимназию, а ваше дело другое, вас за грубости и дерзости прощать нельзя». Благое намерение — «дать детям направление» — обернулось страданиями его сыновей.

Обиды, горести и радости детей в расчет не принимались. Отец был занят своими мыслями и делами, в то время когда мать — хозяйственными заботами. Павел Егорович обязывал сыновей читать ему по вечерам «Азовский вестник» или «Ведомости Таганрогского градоначальства» и сопровождал чтение рассуждениями о кредитах, залогах и должниках, проморгавших дома, фабрики, мельницы. Себя он считал человеком опытным и верил, что всё держится по-прежнему на честном купеческом слове, и он, добропорядочный торговец, неуязвим перед подлостью и обманом.

В одном, важном для воспитания детей, Павел Егорович согласился с женой: детей следует отдать в гимназию, а после – дать им образование.

Семья жила не богато, но очень дружно.

 «День начинался и заканчивался трудом. Все в доме вставали рано. Мальчики шли в гимназию, возвращались домой, учили уроки; как только выпадал свободный час, каждый из них занимался тем, к чему имел способность: старший, Александр, устраивал электрические батареи, Николай рисовал, Иван переплетал книги, а будущий писатель — сочинял… Приходил вечером из лавки отец, и начиналось пение хором: отец любил петь по нотам и приучал к этому и детей. Кроме того, вместе с сыном Николаем он разыгрывал дуэты на скрипке, причем маленькая сестра Маша аккомпанировала на фортепиано. <…> Приходила француженка, мадам Шопэ, учившая нас языкам. Отец и мать придавали особенное значение языкам <…>. Позднее являлся учитель музыки <…> и жизнь текла так, как ей подобало течь в тогдашней средней семье, стремившейся стать лучше, чем она была на самом деле. <…>», - вспоминал Михаил Павлович. «Любовь к пению, посещение церквей и служба по выборам отнимали у нашего отца слишком много времени. Он посылал вместо себя в лавку кого-нибудь из нас, для „хозяйского глаза“, но, заменяя отца, мы не были лишены таких удовольствий, какие и не снились многим нашим сверстникам, городским мальчикам: мы на целые дни уходили на море ловить бычков, играли в лапту, устраивали домашние спектакли».

К началу 70-х гг. торговые дела Павла Егоровича, начавшиеся относительно успешно, вскоре пошли на убыль. В 1876 г., когда дела пошли совсем плохо, Павел Егорович,  вынужден был тайно уехать из Таганрога в Москву, забрав с собой  всё семейство за исключением Антона, оставшегося доучиваться в гимназии.

После полутора лет скитаний и бедственной жизни в долг отец семейства наконец нашёл себе работу. 10 ноября 1877 г. он устроился младшим приказчиком в амбар к И. Гаврилову за 30 рублей в месяц, стол и квартиру при магазине.

14 лет трудился Павел в амбаре, работая с утра до ночи и редко видясь со своей семьёй.

С 1892 г. Мелиховское имение сына Антона стало его домом, где он ухаживал за роскошным садом, присматривал за хозяйством, вел свой дневник и параллельно давал справки своему сыну Антону обо всех статьях, прочитанных в газетах.

12 октября 1898 г., после неудачной операции, Павел Егорович Чехов скончался в одной из московских клиник.

 Похоронен на Новодевичьем кладбище.

 

Никогда в жизни не сомневавшийся в своих добродетелях, Павел Егорович в вопросах общепринятой морали, нравственных устоев семейной жизни был, по словам Антона Павловича, «кремень». Но в делах житейских, практических, торговых, по мнению сына, он выказывал посредственный ум — совершал глупости, отступал перед чужой подлостью, а в трудные минуты просто терял голову. Жесткий, неумолимый, грозный в кругу семьи, он легко поддавался стороннему нажиму и внушению. Доверял чужому мнению, особенно если оно исходило от людей богатых, знатных или чтимых в обществе и имеющих награды, знаки отличия. Поэтому так мечтал о медали за свои труды в бесплатных выборных должностях (ратман, присяжный заседатель, член торговой депутации), а также за регентство и руководство церковным хором.

Непреклонный в семье, Павел Егорович преклонял голову перед любым власть имущим. Чин и священнический сан ценил превыше человеческих свойств и это благоговение не считал угодничеством или заискиванием.

Но сыновья иначе смотрели на отца в такие минуты. Годы спустя А. П. Чехов напоминал старшему брату: «Отец улыбался покупателям и гостям даже тогда, когда его тошнило от швейцарского сыра; отвечал он Покровскому (таганрогский протоиерей), когда тот вовсе ни о чем его не спрашивал…».

Старший, Александр, не забыл, как оскорбляло его искательство отца. Через годы и годы он рассказал брату Михаилу: «Медаль! Какую она роль играла в нашей семье! Мозга не было, а честолюбие было громадное. Из-за медали и детство наше погибло… С давящей тоской я оглядываюсь на свое детство… Как теперь ясно и отчетливо помню, как после пения во дворце (на Страстной — „Черто-о-г твой ви-и-жу, Спасе“) отец вошел в алтарь и просил о. Николая Луценко исходатайствовать ему медаль за пение. О. Николай — затычка заштатная и слепое, беззащитное орудие в руках кафедрального Покровского — был страшно смущен этой просьбою. Я, тогда гимназист 6-го класса, не знал, куда деваться от стыда и негодования, и выразил свое негодование тем, что на лестнице дал здорового тумака Антону в бок. И тебе безобразно съездил по морде, и при этом съездил подло, предательски, сзади… Но согласись сам, чем же я мог иначе выразить свой протест против унизительной просьбы о медали?»

Может быть, в мечте о награде проявлялось не честолюбие и даже не глупое тщеславие, а попытка человека, как сказал А.П. Чехов позже об отце, «среднего калибра, слабого полета», придать себе весу в чужих и собственных глазах. Выбравшись и поднявшись из низов, достигнув доступного ему по уму, характеру и случаю положения, Павел Егорович тщился «расти» с помощью медали, успехов детей, а главное — примерного образа жизни.

 

Автор статьи научный сотрудник Елена Шумакова.